czy wiesz, jakiego koloru
powinien być żagiel
by nie pęknąć na słonecznym wietrze?
i z jakiej ciszy ciągnę ten jedwab,
jakim pająkom odbieram.
ile dziur zostawiam dla nadmiernych promieni.
czarny żagiel sprowadza zdobycz,
czerwony — potomstwo.
w białym całunie przychodzi zaczajony nieprzyjaciel i chwilowi goście.
żółty aksamit naciągnięty nad statkiem bogatych chorych.
wyplatam dla nas bezbarwny jak nagie ciało
częsty niby sekundy rzęs
i niczyj tak jak nasz żaglowiec żagiel.
белые рукавицы
для И. Г.
у инуитов по сотне пар белых рукавиц
через которые касаются снега
мои
невозможно выстирать
не помогают
универсальные отбеливатели
необыкновенный порошок
что-то не так
что-то видное невооруженным глазом
когда посмотришь прямо на свет
мертвая кожа
которая режет по живому
.
. . .
.
хотел бы слышать себя выразительней
по крайней мере на выходных
или на похоронах отца
получить перевес над громким холодильником
радостным цвириньканьем птиц
органистом который фальшивит
самим собой –
чтобы не врать у психотерапевта
.
поэзия-не-поэзия
неуклюжее писание успокаивает
доходят легкие ноты
будто что-то соединялось яснее вне шума
на краю последних новостей
кот это чувствует
потому и гладит усы помуркивая
.
.
Циклы
Поезда – из стали и отражены в воде, грохочут брюхами по рельсам
сумерек. Первый втискивается в нишу рыжего свода
(ранка никогда не заживет). Второй разбивается о берег реки,
выплевывая людей мириадами окон.
Влюбленные плетут тела, как корзины для фруктов осени. Трагедия – фон
и прошептанная прелюдия. Для них пассажиры – лодки угасающих листьев.
Пока все в них помещается, совершает очищение.
Обманули поездами и Одрой – вернутся сюда.
Пойдем со мной в чащу ив.
stenogramy wszechwizji 